gaybirds || РАЙЛИ В ШАТЕРДОМИКЕ
Название: Туманно, солнечно, пепельно
Автор: Ipocrita
Бета: elektrovilciens
Размер: мини (полторы тысячи слов с копейками)
Дисклеймер: Герои принадлежат Амане-сама, да будет так во веки веков, аминь
Рейтинг: PG-13
Жанр: драббл
От автора: На мини-фест, тема «ревность».
читать дальшеНамимори похож на Сайлент Хилл, город из компьютерной игрушки, в которую часами просиживает Гокудера. Только вместо пепла и запаха гари – туман, влагой оседающий на одежде и волосах. Дальше забора не видно уже даже очертаний предметов, осталась только плотная стена, как занавес. Тсуне не хотелось бы видеть спектакль с такими декорациями.
Он помнит путь до школы, его ноги вызубрили эту дорогу за три года, как таблицу умножения. Дважды семь шагов до поворота, трижды три до двора, где живет крупный, на редкость злобный ротвейлер. Обычно Тсуна не удерживается, чтобы не скорчить рожу этому монстру, которого так боится, но сегодня пес спрятался в будку, свернулся клубком, уткнувшись носом в хвост. Даже животным погода не по нраву. А Тсуне еще отсчитывать ногами девятью девять до ворот школы Намимори, цепенеть под взглядом ребят из Дисциплинарного комитета, которые стоят, как Церберы у врат царства мертвых. Тсуна приглаживает волосы, чтобы не торчали сильно в стороны. На пальцах остается туманная мокрость, иначе не назовешь, хоть и нет такого слова. Что ж, сегодня никто не придерется к его прическе. К форме тоже. А опаздывающих слишком много, чтобы выговаривать каждому.
Люди блуждают в тумане и ругают прогноз погоды.
- Тсу-кун! – у дверей класса стоит Кеко, одна, без Ханы, и уже это удивительно. – Ужасная погода, да? Я уж думала, что не дойду до школы, но братик помог. А вот Хана, наверное, потерялась.
- Эээ… да! – Тсуна отчаянно краснеет, будто красной акварелью по щекам мазнули. Влажно. Щекотно. Самым кончиком беличьей кисточки. – Я сам не знаю, как дошел.
Между ними повисает эфирная пауза, минута молчания накрывшемуся медным тазом диалогу. Кеко улыбается, Тсуна старательно улыбается в ответ, хотя губы сводит от этих усилий. Почему-то немного болит живот. Там раскручивается с молчаливой вибрацией черная дыра смущения, страха и… немного возбуждения. Кеко сама заговорила с ним, Кеко ему улыбается, как-то непривычно лукаво, и опускает глаза. Ее челка кудрявится, не смотря на старательную утреннюю укладку, закрывает глаза.
- Тсу-кун, пойдем со мной в кино?
Черная дыра все больше, и Тсуна вспоминает это ощущение. Когда руки дрожат, в голове набатом бьет пульс, сердце бьется, рвется из грудной клетки, когтями скребет в грудь. Прочь, Вонгола, прочь! Интуиция, завещанная ему поколениями, предупреждает об опасности. Беги, Десятый, беги!
- Кеко-чан…
- Я буду тебя ждать, Тсунаеши-кун. А то с милой Кеко может что-нибудь случиться. Что-нибудь в духе американских ужастиков, понимаешь?
Тсуна отшатывается, но девичьи руки крепко хватают его под локоть. Чужое тело жмется ближе, мягкое и теплое, а из-под челки смотрят два разных глаза – карий и красный.
Тсуна кричит и просыпается.
Намимори похож на Сайлент Хилл, только вместо дыма и гари в легкие лезет влажный, густой туман, похожий на взбитые сливки, которые Реборн сегодня добавлял в кофе Бьянки. Бьянки всегда пьет со сливками, кладет две ложечки сахара, но сегодня неожиданно захотела латте. Бьянки не должна пить латте. Бьянки не должна прикрывать лицо волосами и смеяться, когда Тсуна срывается на бег, прячется в тумане, бежит к школе. Мимо поворота, мимо спрятавшегося в будку ротвейлера, до ворот школы, считая – девятью девять.
- Савада, на территории школы запрещено бегать, - чужая рука уверенно ловит его, когда он в панике забывает про проверку у ворот. – Тем более от меня.
Тсуна поднимает глаза и с облегчением вздыхает. На него строго смотрит Хибари. На черной одежде кроваво-красно выделяется повязка дисциплинарного комитета. Тсуна возвращается из паники к жизни. Иллюзии тонут в реальности с запахом жасминового чая и стали. - Простите, Хибари-сан! Просто этот туман…
Кея хмурится, смотрит куда-то за Тсуну, сквозь него, пальцы не отпускают воротника. Хибари не самого высокого роста, но даже с ним Тсуне приходится поднимать голову. Интересно, злит ли его погода, захватившая в свои лапы Намимори?
- Загрыз бы тебя до смерти, но нет времени, - пальцы разжимаются, отпускают ткань, а потом вдруг хватают снова, уже за галстук, притягивая ближе. На Тсуну смотрят два глаза – серый и красный. Кожа покрыта линией трещин, словно демон стремится наружу, разрывая тонкую скорлупку человеческого тела. Тсуна не хочет видеть птенца, который пробьет эту скорлупу.
- Ты не замечал, как мило Кея произносит угрозы? – голос по-итальянски манерно тянет гласные. Смех похож на эхо, заплутавшее между низких зданий. – Тсунаеши-кун, если ты не зайдешь ко мне в гости, я…
Тсуна пытается дернуться, убежать, но его надежно держат. Мукуро в чужом теле наклоняется и больно кусает его ухо, потом шепчет вкрадчиво:
- … загрызу тебя до смерти.
Тсуна кричит и просыпается.
Намимори похож на Сайлент Хилл. Тсуна похож на испуганного зверя, бегущего от пожара. Только, куда ни денься, всюду огонь, искры падают на шкуру и жгут заживо. Запах паленой шерсти почти ощутим, хоть и рожден воображением Тсуны. Эти искры прожгут его тело. Эти десятки ярких, огненных снежинок.
- Тсунаеши-кун, хочешь оладий? Твоя мама чудесно их готовит, - улыбается Нана, удобно сидя на диване и закинув ногу на ногу.
- Тсунаеши-кун, я все еще тебя жду, - Ямамото размахивается битой, подкидывая мяч, и промахивается. – Какая неудача. Не будем рассказывать о ней Ям-чану, хорошо?
- Тсунаеши-кун, тебе не кажется, что Гокудера не вполне стандартной ориентации? – Мукуро задумчиво проводит ладонями по поясу с тяжелой пряжкой в виде черепа, теребит цепочки, играет чужим телом, как гитарист рок-группы, чья музыка слышится в динамиках торгового центра. – Эй, куда же ты, Вонгола?
Тсуна зажимает рот, потому что тошнит от страха. По виску катится капелька пота, а его лицо – маска панического ужаса из греческой трагедии. Он бежит прочь из города, помня только направление, но путаясь в счете на поворотах. Дважды пять? Трижды восемь? Когда ему свернуть, где спрятаться? Тсуна шарахается от прохожих, боясь поднять взгляд. Потому что если поднимет, его встретят разноцветные знакомые глаза на чужом, испещренном трещинами лице.
- Тсуна не хочет со мной играть? – слышатся рядом крики Ламбо. – Плохой, плохой Тсуна!
В какой-то момент он просто сдается. Город позади, а туман все не отступает, течет по холму вниз, к реке. Далеко разносится плеск играющей в воде рыбы и шелест течения о камыши и мелкие камушки берега.
Тсуна падает, споткнувшись о незамеченную кочку, и лежит, раскинув руки. Он пытается найти небо, впитать его свет, его смелость и спокойствие, но вокруг один туман, туман, туман. Туман забрал у него все, спрятал в себе, и смеется знакомым приглушенным смехом.
Тсуна просыпается.
В Намимори ярко светит солнце, птицы под окном устроили бой за тушку еще дергающегося червяка, и легкий ветерок с запахом уличной пыли соблазняет своим танцем шторы. Тсуна трет глаза перед зеркалом ванной, как на служении в храме повторяя простую молитву: «Приснилось, боже, мне просто приснилось, спасибо! Спасибо, Боже!».
То ли солнце режет глаза, то ли все еще страшно, но Тсуна идет, опустив голову. Он боится, что, подняв взгляд, снова увидит Мукуро в чьем-то теле. Тсуна шарахается от резких движений, громких звуков, чужого смеха. Прохожие смотрят обеспокоено на нервно обнимающего себя за плечи мальчика, бредущего к шоссе, соединяющему Намимори и Кокуе.
Тсуна все еще в тумане.
Старое здание Кокуе-ленда больше не меняется. Хулиганы не громят старые лестницы, не выбивают окна, не расписывают стены граффити, призывающим к убийствам и анархии. Боятся даже близко подойти, еще помня, кто хозяин этого места. Больше отсюда не выносят трупы ребят, в драке неосмотрительно поймавших удар ножом в живот или по горлу. Хром не любит драки и чужих людей. Кен с Чикусой не любят, когда беспокоят Хром. Мукуро не важно, что тут творится, потому что его тело сковано цепями и раствором тюремной колбы.
Тсуна поднимается по единственной оставшейся лестнице на второй этаж, по коридору идет до старого кинотеатра, пачкая кеды известкой и бетонной пылью. Строящиеся и разрушающиеся дома так похожи в своем сопротивлении людям.
- Я… я пришел. Теперь ты перестанешь лезть в мои сны?
На старом полотне экрана играют солнечные зайчики, которые Мукуро пускает стеклышками очков Чикусы. Здесь давно не показывают фильмы, но кто-то восстановил ряды кресел, почистил таблички с номерами. Рокудо выбрал последний ряд.
- У нас места для поцелуев, Тсунаеши-кун, - улыбается он почти приветливо, но красный дьявольский глаз пугает иероглифом «один», а синий смотрит весело. В его глазах ангелы дерутся с демонами за душу, и ангелы почти проиграли. Но когда Тсуна приходит, у них появляются силы для продолжения боя. Когда Тсуна рядом, Мукуро спокоен и даже немного счастлив, по большей части от осознания того, что больше никто не протянет руки к его законной собственности, к его любимой цели, которую он хочет получить в свое безраздельное пользование.
- Мукуро, мне, правда, не до шуток. Зачем ты все это устроил?
- Я просто немного ревную твое внимание, - рука в перчатке хлопает по месту с номером 27. – Садись. Посмотрим фильм. Мне скучно в тюрьме без простых человеческих развлечений.
Тсуна сдается и садится рядом, неловко опускает руки на колени и ссутулится. Мукуро со смехом похлопывает его по плечам, заставляя распрямиться, и сам кладет его руки на подлокотники.
- Надо играть по правилам. Или ты никогда не был в кино?
Экран вспыхивает иллюзорной картинкой, на которой в небе летит одинокая ласточка, спорящая с ветром. Хвост-галочка дрожит, перья ловят воздушные потоки, как волны. Ласточка плывет, опускается ниже, ловит яркую крупную стрекозу и с победным щебетом летит в свое гнездо. Мукуро щелкает пальцами. Ласточка разлетается на клочки, на кровь и кости, на куски мяса, и все это дождем падает в воду.
- Ты можешь доверять только мне, Тсунаеши. Потому что ты - моя цель. Ты – это будущий я.
Тсуна почему-то больше не дрожит, только понимающе улыбается, накрывает ладонь Мукуро своей. В его глазах небо затягивает облаками, дождь играет с молниями и бурей, солнце разрывает темноту. В его глазах нет только тумана, который ревнует его к остальным стихиям и пытается дотянуться, схватить в клетку, как ласточку. Но небо… небо – оно огромное. Небо видит все, и все понимает.
- Может, лучше посмотрим Сайлент Хилл? Я давно хотел, но было страшно. Давай, Мукуро? Пока у тебя есть время.
На экране гарь и пепел берут чужой, незнакомый город в плен.
Автор: Ipocrita
Бета: elektrovilciens
Размер: мини (полторы тысячи слов с копейками)
Дисклеймер: Герои принадлежат Амане-сама, да будет так во веки веков, аминь
Рейтинг: PG-13
Жанр: драббл
От автора: На мини-фест, тема «ревность».
читать дальшеНамимори похож на Сайлент Хилл, город из компьютерной игрушки, в которую часами просиживает Гокудера. Только вместо пепла и запаха гари – туман, влагой оседающий на одежде и волосах. Дальше забора не видно уже даже очертаний предметов, осталась только плотная стена, как занавес. Тсуне не хотелось бы видеть спектакль с такими декорациями.
Он помнит путь до школы, его ноги вызубрили эту дорогу за три года, как таблицу умножения. Дважды семь шагов до поворота, трижды три до двора, где живет крупный, на редкость злобный ротвейлер. Обычно Тсуна не удерживается, чтобы не скорчить рожу этому монстру, которого так боится, но сегодня пес спрятался в будку, свернулся клубком, уткнувшись носом в хвост. Даже животным погода не по нраву. А Тсуне еще отсчитывать ногами девятью девять до ворот школы Намимори, цепенеть под взглядом ребят из Дисциплинарного комитета, которые стоят, как Церберы у врат царства мертвых. Тсуна приглаживает волосы, чтобы не торчали сильно в стороны. На пальцах остается туманная мокрость, иначе не назовешь, хоть и нет такого слова. Что ж, сегодня никто не придерется к его прическе. К форме тоже. А опаздывающих слишком много, чтобы выговаривать каждому.
Люди блуждают в тумане и ругают прогноз погоды.
- Тсу-кун! – у дверей класса стоит Кеко, одна, без Ханы, и уже это удивительно. – Ужасная погода, да? Я уж думала, что не дойду до школы, но братик помог. А вот Хана, наверное, потерялась.
- Эээ… да! – Тсуна отчаянно краснеет, будто красной акварелью по щекам мазнули. Влажно. Щекотно. Самым кончиком беличьей кисточки. – Я сам не знаю, как дошел.
Между ними повисает эфирная пауза, минута молчания накрывшемуся медным тазом диалогу. Кеко улыбается, Тсуна старательно улыбается в ответ, хотя губы сводит от этих усилий. Почему-то немного болит живот. Там раскручивается с молчаливой вибрацией черная дыра смущения, страха и… немного возбуждения. Кеко сама заговорила с ним, Кеко ему улыбается, как-то непривычно лукаво, и опускает глаза. Ее челка кудрявится, не смотря на старательную утреннюю укладку, закрывает глаза.
- Тсу-кун, пойдем со мной в кино?
Черная дыра все больше, и Тсуна вспоминает это ощущение. Когда руки дрожат, в голове набатом бьет пульс, сердце бьется, рвется из грудной клетки, когтями скребет в грудь. Прочь, Вонгола, прочь! Интуиция, завещанная ему поколениями, предупреждает об опасности. Беги, Десятый, беги!
- Кеко-чан…
- Я буду тебя ждать, Тсунаеши-кун. А то с милой Кеко может что-нибудь случиться. Что-нибудь в духе американских ужастиков, понимаешь?
Тсуна отшатывается, но девичьи руки крепко хватают его под локоть. Чужое тело жмется ближе, мягкое и теплое, а из-под челки смотрят два разных глаза – карий и красный.
Тсуна кричит и просыпается.
Намимори похож на Сайлент Хилл, только вместо дыма и гари в легкие лезет влажный, густой туман, похожий на взбитые сливки, которые Реборн сегодня добавлял в кофе Бьянки. Бьянки всегда пьет со сливками, кладет две ложечки сахара, но сегодня неожиданно захотела латте. Бьянки не должна пить латте. Бьянки не должна прикрывать лицо волосами и смеяться, когда Тсуна срывается на бег, прячется в тумане, бежит к школе. Мимо поворота, мимо спрятавшегося в будку ротвейлера, до ворот школы, считая – девятью девять.
- Савада, на территории школы запрещено бегать, - чужая рука уверенно ловит его, когда он в панике забывает про проверку у ворот. – Тем более от меня.
Тсуна поднимает глаза и с облегчением вздыхает. На него строго смотрит Хибари. На черной одежде кроваво-красно выделяется повязка дисциплинарного комитета. Тсуна возвращается из паники к жизни. Иллюзии тонут в реальности с запахом жасминового чая и стали. - Простите, Хибари-сан! Просто этот туман…
Кея хмурится, смотрит куда-то за Тсуну, сквозь него, пальцы не отпускают воротника. Хибари не самого высокого роста, но даже с ним Тсуне приходится поднимать голову. Интересно, злит ли его погода, захватившая в свои лапы Намимори?
- Загрыз бы тебя до смерти, но нет времени, - пальцы разжимаются, отпускают ткань, а потом вдруг хватают снова, уже за галстук, притягивая ближе. На Тсуну смотрят два глаза – серый и красный. Кожа покрыта линией трещин, словно демон стремится наружу, разрывая тонкую скорлупку человеческого тела. Тсуна не хочет видеть птенца, который пробьет эту скорлупу.
- Ты не замечал, как мило Кея произносит угрозы? – голос по-итальянски манерно тянет гласные. Смех похож на эхо, заплутавшее между низких зданий. – Тсунаеши-кун, если ты не зайдешь ко мне в гости, я…
Тсуна пытается дернуться, убежать, но его надежно держат. Мукуро в чужом теле наклоняется и больно кусает его ухо, потом шепчет вкрадчиво:
- … загрызу тебя до смерти.
Тсуна кричит и просыпается.
Намимори похож на Сайлент Хилл. Тсуна похож на испуганного зверя, бегущего от пожара. Только, куда ни денься, всюду огонь, искры падают на шкуру и жгут заживо. Запах паленой шерсти почти ощутим, хоть и рожден воображением Тсуны. Эти искры прожгут его тело. Эти десятки ярких, огненных снежинок.
- Тсунаеши-кун, хочешь оладий? Твоя мама чудесно их готовит, - улыбается Нана, удобно сидя на диване и закинув ногу на ногу.
- Тсунаеши-кун, я все еще тебя жду, - Ямамото размахивается битой, подкидывая мяч, и промахивается. – Какая неудача. Не будем рассказывать о ней Ям-чану, хорошо?
- Тсунаеши-кун, тебе не кажется, что Гокудера не вполне стандартной ориентации? – Мукуро задумчиво проводит ладонями по поясу с тяжелой пряжкой в виде черепа, теребит цепочки, играет чужим телом, как гитарист рок-группы, чья музыка слышится в динамиках торгового центра. – Эй, куда же ты, Вонгола?
Тсуна зажимает рот, потому что тошнит от страха. По виску катится капелька пота, а его лицо – маска панического ужаса из греческой трагедии. Он бежит прочь из города, помня только направление, но путаясь в счете на поворотах. Дважды пять? Трижды восемь? Когда ему свернуть, где спрятаться? Тсуна шарахается от прохожих, боясь поднять взгляд. Потому что если поднимет, его встретят разноцветные знакомые глаза на чужом, испещренном трещинами лице.
- Тсуна не хочет со мной играть? – слышатся рядом крики Ламбо. – Плохой, плохой Тсуна!
В какой-то момент он просто сдается. Город позади, а туман все не отступает, течет по холму вниз, к реке. Далеко разносится плеск играющей в воде рыбы и шелест течения о камыши и мелкие камушки берега.
Тсуна падает, споткнувшись о незамеченную кочку, и лежит, раскинув руки. Он пытается найти небо, впитать его свет, его смелость и спокойствие, но вокруг один туман, туман, туман. Туман забрал у него все, спрятал в себе, и смеется знакомым приглушенным смехом.
Тсуна просыпается.
В Намимори ярко светит солнце, птицы под окном устроили бой за тушку еще дергающегося червяка, и легкий ветерок с запахом уличной пыли соблазняет своим танцем шторы. Тсуна трет глаза перед зеркалом ванной, как на служении в храме повторяя простую молитву: «Приснилось, боже, мне просто приснилось, спасибо! Спасибо, Боже!».
То ли солнце режет глаза, то ли все еще страшно, но Тсуна идет, опустив голову. Он боится, что, подняв взгляд, снова увидит Мукуро в чьем-то теле. Тсуна шарахается от резких движений, громких звуков, чужого смеха. Прохожие смотрят обеспокоено на нервно обнимающего себя за плечи мальчика, бредущего к шоссе, соединяющему Намимори и Кокуе.
Тсуна все еще в тумане.
Старое здание Кокуе-ленда больше не меняется. Хулиганы не громят старые лестницы, не выбивают окна, не расписывают стены граффити, призывающим к убийствам и анархии. Боятся даже близко подойти, еще помня, кто хозяин этого места. Больше отсюда не выносят трупы ребят, в драке неосмотрительно поймавших удар ножом в живот или по горлу. Хром не любит драки и чужих людей. Кен с Чикусой не любят, когда беспокоят Хром. Мукуро не важно, что тут творится, потому что его тело сковано цепями и раствором тюремной колбы.
Тсуна поднимается по единственной оставшейся лестнице на второй этаж, по коридору идет до старого кинотеатра, пачкая кеды известкой и бетонной пылью. Строящиеся и разрушающиеся дома так похожи в своем сопротивлении людям.
- Я… я пришел. Теперь ты перестанешь лезть в мои сны?
На старом полотне экрана играют солнечные зайчики, которые Мукуро пускает стеклышками очков Чикусы. Здесь давно не показывают фильмы, но кто-то восстановил ряды кресел, почистил таблички с номерами. Рокудо выбрал последний ряд.
- У нас места для поцелуев, Тсунаеши-кун, - улыбается он почти приветливо, но красный дьявольский глаз пугает иероглифом «один», а синий смотрит весело. В его глазах ангелы дерутся с демонами за душу, и ангелы почти проиграли. Но когда Тсуна приходит, у них появляются силы для продолжения боя. Когда Тсуна рядом, Мукуро спокоен и даже немного счастлив, по большей части от осознания того, что больше никто не протянет руки к его законной собственности, к его любимой цели, которую он хочет получить в свое безраздельное пользование.
- Мукуро, мне, правда, не до шуток. Зачем ты все это устроил?
- Я просто немного ревную твое внимание, - рука в перчатке хлопает по месту с номером 27. – Садись. Посмотрим фильм. Мне скучно в тюрьме без простых человеческих развлечений.
Тсуна сдается и садится рядом, неловко опускает руки на колени и ссутулится. Мукуро со смехом похлопывает его по плечам, заставляя распрямиться, и сам кладет его руки на подлокотники.
- Надо играть по правилам. Или ты никогда не был в кино?
Экран вспыхивает иллюзорной картинкой, на которой в небе летит одинокая ласточка, спорящая с ветром. Хвост-галочка дрожит, перья ловят воздушные потоки, как волны. Ласточка плывет, опускается ниже, ловит яркую крупную стрекозу и с победным щебетом летит в свое гнездо. Мукуро щелкает пальцами. Ласточка разлетается на клочки, на кровь и кости, на куски мяса, и все это дождем падает в воду.
- Ты можешь доверять только мне, Тсунаеши. Потому что ты - моя цель. Ты – это будущий я.
Тсуна почему-то больше не дрожит, только понимающе улыбается, накрывает ладонь Мукуро своей. В его глазах небо затягивает облаками, дождь играет с молниями и бурей, солнце разрывает темноту. В его глазах нет только тумана, который ревнует его к остальным стихиям и пытается дотянуться, схватить в клетку, как ласточку. Но небо… небо – оно огромное. Небо видит все, и все понимает.
- Может, лучше посмотрим Сайлент Хилл? Я давно хотел, но было страшно. Давай, Мукуро? Пока у тебя есть время.
На экране гарь и пепел берут чужой, незнакомый город в плен.
-
-
08.08.2010 в 04:21-
-
08.08.2010 в 04:23-
-
08.08.2010 в 04:27-
-
08.08.2010 в 04:29я не так много читал произведений по 6927, но это определенно лучшее из мною прочитанного.
это восторг
я утащу в цитатник?**-
-
08.08.2010 в 04:32-
-
08.08.2010 в 04:36-
-
08.08.2010 в 14:15-
-
08.08.2010 в 15:56спс
-
-
08.08.2010 в 16:23-
-
08.08.2010 в 19:59Фик замечательный.
-
-
08.08.2010 в 20:27-
-
08.08.2010 в 20:41-
-
08.08.2010 в 20:58-
-
09.08.2010 в 09:05Изумительный образ. И такой... канон.
Тсуна похож на испуганного зверя, бегущего от пожара. Только, куда ни денься, всюду огонь, искры падают на шкуру и жгут заживо.
- Может, лучше посмотрим Сайлент Хилл? Я давно хотел, но было страшно. Давай, Мукуро? Пока у тебя есть время.
И Тсуна получился отменный.
Тапков по мелочам можно покидать, но только пушистых. Фик замечательный, спасибо большое.
Мимопробегал
-
-
09.08.2010 в 09:08А можно все же пушистых тапочков?)
-
-
09.08.2010 в 09:28Образ со скорлупой родился спонтанно... Но ведь правда, похоже))
и похоже, и сама ваша фраза - чудесная, правда.
тапки, если нужны, я - умылом, м?